— Они за тебя уж явно не тревожились, — фыркает. — Чего ты прониклась?

— Ладно, — вздыхаю. — Считай меня дурой.

— Я не убийца, Вика, — произносит неожиданно холодно. — В отличии от твоего нового дружка. Слушай, а может, ты влюбилась? Реально втрескалась в него? Помню, как лихо запрыгнула ему на колени. Между вами и правда искры летели.

— Егор, — обрываю резко. — Завязывай.

— Скажи прямо, — требует отрывисто. — Может, я зря пришел? Зря тут распинаюсь? Тяну тебя куда-то?

— Нет, — отрезаю четко. — Не зря.

— Пойдем, — мрачно бросает он.

Отпирает стеклянную дверь, выводит меня на балкон. Звук подлетающего вертолета бьет по ушам. Оглушительное стрекотание лопастей окончательно подтверждает реальность происходящего.

Это не сон. Истина.

Егор действительно пошел до конца, до самой крайней черты дошел, лишь бы только вызволить из заточения. Трудно вообразить, в какую сумму обошлась организация этих спецэффектов. Считать страшно.

Настоящий вертолет. Без шуток. Летательный аппарат приземляется перед нами. Шальные порывы ветра треплют мои распущенные волосы. Щеки горят.

Адреналин зашкаливает. Бьет допустимые нормы, снедает изнутри, выворачивает наизнанку. Сквозь жилы пробегает электрический ток. Кровь сворачивает, суставы выкручивает. Вдоль позвоночника струится льдистый озноб.

Пора действовать. Пора бежать. Второго шанса не светит.

Я делаю шаг вперед.

— Давай, — Егор открывает дверцу, пропуская меня в кабину.

Замираю. Оборачиваюсь. Жадно изучаю взглядом стекло.

Жду. Черт побери. Чего?!

— Вика, — выдает мой друг с нажимом. — Хватит сопли жевать. Полезай внутрь. Не время раздумывать.

— Прости, — роняю тихо.

— Вика, — в зеленых глазах вспыхивает целый ворох немых вопросов.

Ты с ума сошла? Ты одурела? Ты серьезно?!

— Прости, — повторяю. — Пожалуйста.

Отдергиваю руку. Разрываю контакт. Отказываюсь от собственной жизни. От выбора. От права на спасение. Весь мир отправляю в преисподнюю. И сгораю сама.

— Т-ты, — запинается. — Что?

Грубо хватает меня за плечи. Встряхивает, как тряпичную куклу, пытается вправить мозг обратно на место. Буравит встревоженным взглядом.

— Чем тебя опоили? — спрашивает мрачно. — Подсадили на наркоту? Отвечай. Что он с тобой сотворил? Что?!

— Я не могу, — мягко, но твердо отстраняюсь. — Не могу, ясно?

— Нет, не ясно, — заявляет разгневанно. — Я тут по полной подставляюсь. Бабло спускаю. Жопу рву, лишь бы тебя вытянуть. К этому бешеному ублюдку в логово пробираюсь. И ради чего?! Чтобы ты слилась? Вика, не глупи.

— Пожалуйста, — натянуто улыбаюсь. — Прошу, лети один. И больше не надо… не надо так рисковать.

Отступаю назад. Отворачиваюсь.

— Прости меня, — произношу, не оборачиваясь.

А после дергаю дверь на себя и влетаю обратно в комнату. Прижимаюсь к стеклу. Даже рев вертолета не перекрывает вопли Егора.

И стук кулаков различаю четко. Прозрачная поверхность вибрирует. Ходуном ходит под ударами.

Еще немного — трещинами пойдет. Прямо как я.

Глотаю слезы. Пробую понять причину собственного идиотского поступка. Держать ключ к свободе в руках. Ощущать тепло надежды. И отказаться от всего.

Почему? Зачем?

Если рабыня сбегает, то карают хозяина. Вот и отлично. Идеальный план. И свою жизнь сохранить, и возмездие совершить. Расклад мечты.

Разве не наплевать на судьбу Марата? Пускай его убивают. Пускай пытают. Пускай уничтожают, рвут на части свои же. Торжество справедливости.

Нет. Не так.

Мотаю головой.

Мне не наплевать. Увы. Совсем не наплевать. Даже одна мысль о его гибели режет внутренности, безжалостно кромсает плоть железными клинками. Даже одна мысль разрушает изнутри.

Я не вынесу. Я не с могу с этим жить.

Может, он готов меня убить. Может, ему проще принять подобную неизбежность, смириться с правилами своего проклятого рода. Но мне не проще. Я не готова. Я отказываюсь.

— Уходи, — хриплый голос как раскат грома.

Вздрагиваю всем телом, перевожу взгляд в сторону. Цепенею от осознания.

Темная фигура отделяется от кресла. Поднимается, полностью показываясь из-за громадной деревянной спинки. Встает в полный рост.

Он. Огромный. Мрачный. Угрожающий. Марат собственной персоной.

— Ты был здесь? — задыхаюсь от волнения. — Ты все слышал?

— Иди за ним, — произносит ровно.

Никакой насмешки. Никакой издевки. Будто всерьез советует удирать, цепляться за первый и последний шанс, ловить эту хрупкую нить на волю.

— Я полагаю, Егор уже улетел, — отвечаю чуть слышно.

Никто не костерит мою глупость на чем свет стоит. Сквозь стеклянную перегородку не доносятся дикие крики моего друга. Рычание лопастей вертолета постепенно затихает. Точнее — удаляется. Раз выбор сделан, возвращаться назад не станут.

— Я позвоню его пилоту — вернется, — криво ухмыляется.

— Даже так? — судорожно сглатываю.

— А ты поверила, будто твой журналюга меня обставил? — хмыкает. — Я позволил ему разыграться, но каждый шаг на контроле держал. Было интересно, как далеко этот гаденыш зайдет, как сильно обнаглеет.

— Ты же не накажешь его? — нервно усмехаюсь. — Теперь. Наверняка он тебя очень впечатлил.

— Слабак, — отрезает холодно. — Главную задачу не потянул. Всю мою систему безопасности нагнул. А тебя — нет.

— Я виновата, — пожимаю плечами. — Отказалась лететь.

— И в чем проблема? — хмурится. — Должен был тебя скрутить и внутрь затолкать. Нечего бабу слушаться.

— Я приняла решение, — заявляю твердо.

— Сдохнуть? — его губы дергаются точно от судороги.

— Остаться с тобой, — смело смотрю в горящую черноту его глаз.

Глава 56

— Ты должен выбрать место, — говорит отец. — Взыскание долга требует серьезного подхода. Это особенный момент. Торжество справедливости.

— Место? — хмыкаю. — Какое здесь может быть место? Я не намерен затягивать процесс. Не стану устраивать спектакль. Где придется, там и покончу с девкой. Быстро.

Я не всегда одобрял решения отца. Однако выполнял их беспрекословно.

Глава семьи решает, что правильно, а что нет. Точка. Жизнь шла по прямой. Без сомнений, без вопросов. Четко по направлению к цели.

До сегодняшнего дня. Ха. Черта с два. До того, как я встретил ее. До того, как увяз, влип по уши, погряз по самые яйца в этой проклятой бабе.

— Сын, — усмехается отец. — Это свою личную рабыню ты мог прирезать, где пожелаешь и посчитаешь нужным. Но с долгом так не пойдет. Все должны присутствовать. Вся наша семья будет в сборе. Все представители нашего рода. Каждый обязан прочувствовать суть грядущего действа.

— Зачем? — кривлюсь. — В чем смысл?

— Возмездие, — произносит холодно. — Долг крови. Странно, что ты постоянно забываешь об этом и всякий раз приходится снова напоминать.

— Моя рабыня и долг мой, — чеканю мрачно. — Так почему я сам не имею права решить, как нужно поступить?

— Ты теперь семью ведешь, — как неразумному дитю втолковывает. — Ты должен понимать, что несешь ответственность перед всеми представителями рода. Перед ныне живущими и перед предками. Перед каждым, кто с нашим кланом кровью связан. Твои чувства никогда не станут превыше общего блага.

— Чувства? — хмурюсь. — Что за намек?

— Стрелецкая умоляла меня о пощаде, — ровно заявляет отец. — День за днем. Рыдала, в ногах валялась, упрашивала вернуть ее к детям, давила на жалость. Пробовала разные методы. Даже в любовь поиграть успела, изображала внезапно вспыхнувшую страсть, боролась до последнего, отказывалась признать поражение, ждала спасения, надеялась разжалобить.

— Плевать, как она…

— Их женщины умеют завладеть членом, — чеканит дальше. — У них нет гордости, нет морали. Они готовы пойти на все. Дать тебе такое, о чем нашей женщине помыслить стыдно. Прирожденные шлюхи, созданные ублажать низменный зов плоти. Их тела порочны, призваны искушать, будоражить горячую кровь. Однако на то мужчине и дарован мозг, чтобы прочие органы в узде держать.